«Вымысел не есть обман,
Замысел еще не точка…»

Булат Окуджава

Когда основатели одного любопытного нового словарного проекта предложили мне подумать об участии в нем, я вспомнила термин нон-фикшн…

Он возник в России накануне Миллениума, что называется, у меня на глазах, и не раз заставлял о себе задуматься. Предупреждаю, я не филолог, не лингвист, не культуролог. Так что «осмыслять» non fiction я буду со своих скромных позиций русского читателя, издателя и писателя.

Начну для нашего времени традиционно, с Яндекса. Запрос «Нон-фикшн — это что?» — дает массу ответов. Самый распространенный — «документальная проза». Самый длинный — «термин, объединяющий все виды нехудожественной литературы: деловой, научной, познавательной, юридической, спортивной, справочной… и прочее до бесконечности».

А вот и самый краткий ответ, как бы буквальный перевод с английского: Non fiction — не вымысел. Есть и такой — не вранье.

В 1999-м термин стал названием крупнейшей книжной выставки-ярмарки в Москве. Таким образом он получил постоянную прописку в столице.

В результате запущенный столицей англоязычный термин «обрусел», то есть превратился почти что в русское слово, всем как бы понятное. Или хотя бы не требующее специального осмысления.

И вправду, что тут осмысливать?.. Ну, да, есть в этом термине для русского уха некий привкус от слова «фикция». Хотя и оно тоже вполне обрусевшее, и давно. Но в странствиях по русским просторам слово фикция почему-то обрело негативный смысл: услышишь и словно воровскую латунную фиксу во рту почувствуешь — вместо здорового зуба… И почему же его пытаются нынче переводить так симпатично — вымысел? Фикция это ведь по-русски просто подмена, обман… Ну, возможно все это только и именно на русский вкус.

Однако мы и живем пока что в русском языке…

Как тут ни рассуждай, язык свободен как бог, навязывать ему хоть что-нибудь — напрасный труд. Он определяет каждое слово не только на смысл, но как раз и на вкус. Язык лежит в основе крайне сложной человеческой природы. Он объединят чувствование с сознанием, превращая и то, и другое в культурный код человечества. Его наличие один из главных видовых качеств Homo Sapiens.

Парадокс состоит и в том, что язык не только создатель и накопитель человеческой культуры, но и зеркало для неё, то есть наше общее зеркало. Так что имеет всё же смысл внимательно вслушиваться и всматриваться в новые слова языка. И в новые смыслы.

В конце двадцатого века Россию захлестнула свежая волна научно-технических иностранных терминов — помощнее, чем во времена Ломоносова.

Интервенция исходила в основном из области новейших информационных технологий. Одна из причин языкового цунами — отложенный ответ на давнишний запрет в СССР «лженауки кибернетики», который спровоцировал тотальное отставание нашего отечества в развитии АйТи. А там, где кибернетику лженаукой не посчитали, ученые основательно над ней потрудились, создавая (одновременно с ее теорией, инструментарием и технологией) весь грандиозный присущий ей словарь новых терминов, преимущественно английских. Когда же у нас кибернетику реабилитировали — СССР рухнул. То есть мир, вообще-то, перевернулся… Жить в перевернутом мире бывает не всегда легко и часто даже очень опасно, но иногда все же интересно и забавно.

Я помню, как в середине девяностых в стареньком трамвае «Аннушка» услышала разговор двух подростков, напомнивший мне фразу, придуманную в 1925 году языковедом Л. В. Щербой: «Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка». Но подлежащими и сказуемыми в нём были сплошь программистские термины нового мира. Как я поняла, парни собирались типа «кенсольнуть на хрен весь спам» и «апгрейдить софт». Вовсе не обязательно речь шла о компьютерных делах, возможно, они всего лишь собирались выпить Pepsi с картофелем fri в Макдональдсе. Но в воздухе столицы что-то действительно компьютерное отчетливо стало потрескивать… Родилась, вошла в моду и поплыла по просторам родины новая «феня». Любая старая — например, воровская — для тинейджеров конца тысячелетия была уже полным доисторическим отстоем. А феня рок-музыкантов (то есть лабухов) принадлежала отцам. Юные же потомки «клёвых чуваков» разглядели новые горизонты, расслышали англоязычный зов в свою эпоху, имя которой IT…

Напомню, запоздавший бум информационных технологий в русском мире почти совпал с первым бумом деловой активности, с энтузиазмом необученных бизнесу масс по поводу любых новых бизнес-технологий, которые, казалось, позволят догнать и перегнать всё упущенное, да и просто выжить в рушащемся мире. Началась контрабанда компьютеров и срочное их освоение.

Назрела компьютеризация с бизнес-революцией и в книжном деле. Государство от него отказалось, гигантские типографии были приватизированы, в стране возникли сотни, если не тысячи, новых частных издательств, пустившиеся в поиски инвесторов, но главным образом — в гонки за государственными заказами любой пище-бумажной печатной продукции. И во вторую очередь — гонки за обедневшим, но все еще многочисленным читателем… Однако, напечатать роман стало гораздо легче, чем его же продать. Распространение книжной продукции рухнуло, как и многое остальное. На этом фоне и возникла новейшая ярмарка. Назвали её удачно — «Non/Fiction». На наш тогдашний слух — звучало задорно. Время такое было, как в фильме «Брат-2» — «сила не в деньгах, а в правде». И лозунг «Нон-фикшен!» — звучал как «Долой всё фиктивное!»

А в англоязычном мире термин non-fiction был хорошо известен, он действительно стал лейблом значительного пласта западного книжного рынка — производства и продажи всей «нехудожественной» литературы — от сборника кроссвордов и медицинских справочников до научных сборников и школьных учебников.

Но даже самые абстрактные лейблы в мире людей (в отличие от компьютерного мира с его совсем уж абстрактными именами файлов) не рождаются просто «с печки бряк». Особенно в отраслях хоть как-то связанных с человеческим, не компьютерным языком.

Как в Америке возник non-fiction, откуда взялся?

Его появление, оказывается, связано с выходом из печати одной из последних и самых знаменитых книг американского писателя Трумена Капоте, которого я любила и по сей день люблю. Книга вышла в 1965 году и немедленно во всем мире стала бестселлером. У нас ее не переводили, потому что «очень страшная», и я её в юности пропустила вовсе. Только много позже, читая о том, как умер Трумен Капоте, узнала, что его «сломала», если не убила, работа именно над последним огромным романом. Ужасно увлекательным, но и ужасно мучительным, детективным и философским, абсолютно документальным и в высшей степени художественным, выстраданным. А еще позже, уже в этом веке, я узнала, что как раз по поводу этого романа один из восторженных критиков употребил в рецензии это пылкое выражение — Non-fiction! В смысле — Никакой фикции, Никакого вранья и подделки!

Так впервые возникло это, изначально действительно пылкое, слово, которое подхватили в Америке многие, а хитрые специалисты в области маркетинга превратили в абстрактную холодную наклейку, в лейбл, по иронии судьбы объединивший в издательском мире «всё нехудожественное»!

Трумен Капоте, если б узнал, возможно бы и огорчился… Кстати, его документальный роман назывался «Хладнокровное убийство».

Вот что иногда случается с живым и ярким словом, родившимся очень вовремя и произнесенным по важному поводу… их перехватывает владельцы «высоких технологий» маркетинга и рекламы. Слова теряют смысл. В нынешних виртуальных джунглях им так легко стать просто наклейками на коробках с неизвестным товаром.

Слово и термин, термин и лейбл…

Слово — живая клетка языка со множеством смыслов, функций, а также исторических связей как в отечестве, так и во всём мире.
Термин — своего рода наклейка на предмете или понятии. При частом использовании он попадает в толковый словарь, но словом становиться не спешит. Бывает, что перенесенное на новую почву слово утрачивало многие из своих смыслов. В наши времена это происходит всё чаще, живые слова теряют связи с реальностью, они соскальзывают в мир «цифровой», абстрактный, космически-ледяной. В бесчеловечный.

Вывод неутешителен: уже лет двадцать как мир слов во всех языках сокращается, а мир терминов и лейблов стремительно растет. И это не случайность, не частный случай. На мой взгляд это — знаковое культурное явление XXI века. Долго ли это «похолодание» продержится? Думаю, что долго. Однако живая жизнь хранит сюрпризы. И пока люди обитают на своей прекрасной планете, они не разучатся смотреться в свое волшебное зеркало — в живой язык. В тот самый, где «над вымыслом слезами обольюсь»…

Приложение

Определение, цитируемое на сайтах ЭКСМО и Яндекс-Дзен:
«Нон-фикшн — термин, обозначающий все произведения нехудожественной и прикладной литературы».
Один из вопросов посетителя сайта Яндекс-Дзен, оставшийся неотвеченным:
«Вам не кажется по меньшей мере странным такое определения термина, ставшего название для ярмарки, на которой представлен весь мыслимый спектр книжной продукции, и более всего — все, что подходит под определение «художественная литература?»
Еще ответ на Яндексе на вопрос «что такое нон-фикшн?»
«Нон-фикшн — жанр литературы, для которого характерно построение сюжетной линии исключительно на реальных событиях с небольшим и крайне редким вкраплением художественного вымысла. В произведении, созданном в жанре нон-фикшн большое значение придается автору. Именно он через призму своего жизненного опыта, эстетических, религиозных и иных убеждений, излагает факты, ставшие ему доступными».
Но с этим спорят другие ответы, например:
«Сухое изложение фактов и событий — это статистика, а вот создание литературного произведения, в котором факты обрастают интересными и достоверными подробностями — это уже «нон-фикшн». Но здесь очень просто запутаться, поскольку современная литература, написанная в жанре «нон-фикшн» — это: учебные пособия, словари, энциклопедии, монографии, самоучители, путеводители, публицистика, биографии, мемуары…».
К обсуждению присоединяется новый комментатор:
«А не лучше ли словарь именовать словарем, а не книгой в жанре «нон-фикшн»? На мой взгляд, не нужное это объединение яиц и курицы — словари — это словари, а публицистика редко когда содержит прям на 100% достоверные факты, поскольку публицист с помощью книги пытается воздействовать на общество… Но как бы то ни было современная литература «нон-фикшн» — это вот такой бульончик из качественных книг и рекомендаций о том, как жить долго и счастливо, питаясь капустными листиками…»

Можно продолжить, но пора и остановиться. Перейдем к последнему этапу в попытке понять международный термина Non-Fiction — к простому переводу с английского на русский. То есть по возможности — к буквальному. Здесь тоже есть несколько вариантов перевода, которые я приводила в начале статьи. Вот они: «без вымысла» и «не вранье»

Один отзыв на “«Non-fiction» и нон-фикшн: термин, лейбл или слово?”

  1. on 30 Сен 2020 at 5:23 пп Анна Бердичевская

    Что касается меня, то я в своей, приближающейся к завершению, работой над документальным романом, слово «документ» понимаю именно как «не враньё». Да, там будут и традиционные документы — фотографии, выписки и протоколы допросов из одного следственного дела, а также — сохранение временем письма, и то, что можно назвать «духом времени» ее тайнами и догадками. Кроме прочего, мои детские воспоминания и стихи героини романа…

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: